Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа
Кроме двух вооружённых солдат, за телегами следовал ещё и мальчик-паж верхом на лошади стоимостью в двенадцать франков. Вид у мальчика был, словно, испуганный, в седле он держался неуверенно, но изо всех сил старался не отстать и ехать вровень с телегой, на которой, закутавшись в, довольно дорогую, меховую накидку, сидела совсем юная крестьянка в красном платье и неопределённого вида человек средних лет, которого она, обращаясь к нему изредка, называла «дядюшка Лассар».
Вокулёр
(февраль 1429 года)– Режь короче! Да соскобли всё, что отросло на шее – под воротом колется. И, смотри, не порежь!
Робер де Бодрикур, выгнув бычью шею, чтобы цирюльнику было удобнее, нетерпеливо дожидался окончания стрижки. Он то и дело ёрзал, вертелся, давал советы, мешал и возмущался, почему так долго?! Бедный Экуй готов был ударить рыцаря по голове чем-нибудь тяжёлым, чтобы тот притих хоть на минуту, и дал возможность спокойно довести дело до конца. Но вместо этого только любезно отвечал, что «осталось совсем чуть-чуть».
– Чуть-чуть, чуть-чуть.., – ворчал де Бодрикур. – Лекарь ты, конечно, от Бога, а вот цирюльник поганый. Возишься со мной, будто я какая-нибудь Иоланда Анжуйская, дай ей, Господи, здоровья побольше, а выходит всё одно – то длинно, то косо!
Бывший секретарь епископа Бовесского только вздохнул в ответ. Стричь хорошо он, действительно, так и не научился, но, благодаря целебному снадобью, полученному от Рене, приобрёл особую ценность в глазах коменданта Вокулёра, который от зубной боли так измучился, что готов был собственноручно рвать изо рта всё, что там росло.
– Ну, всё уже? – в очередной раз спросил де Бодрикур.
Ножницы в руках господина Экуя щёелкнули в последний раз, будто с досадой.
– Если желаете, то да.
– Разумеется, желаю!
Комендант провел пятернёй по загривку и, удовлетворённо крякнув, вырвался, наконец, из кресла. Дёсны не ныли уже несколько дней, но он всё равно осторожно потрогал их языком, проверяя, не вернулась ли боль.
– Лекарство-то твоё ещё не кончилось?
– Нет, сударь.
– Смотри, чтобы не выдохлось, а то вдруг опять… Ты, если что, новое-то сделать сможешь?
Экуй неопределённо пожал плечами.
– Могу за ним съездить.
– А сам что?
– Сам сделать не могу. Человек, который мне его дал, состав держит в секрете.
– Ишь ты, – усмехнулся де Бодрикур, – так, может, мне его нанять вместо тебя?
Экуй ответил бесстрастным взглядом и новым пожатием плеч. Молча собрав свои инструменты, он низко поклонился.
– Мои услуги больше не нужны, сударь?
– Ну вот, сразу и обиделся…
Бодрикур, уперев руки в бока и слегка отклоняясь назад, чтобы размять спину, окинул цирюльника грубовато-дружелюбным взглядом.
– В шахматы со мной сыграешь, – заявил он, сразу давая понять, что возражений не потерпит. – Первое воскресенье поста, чего тебе делать? Ни выпить, ни закусить… А со мной можно. Угощу тебя отменным анжуйским, пока никто не видит.
Экуй послушно отложил инструменты.
Он с самого утра ждал подобного предложения и был уверен, что оно последует. Шахматы являлись любимым развлечением господина коменданта, несмотря на то, что играл он неважно. Впрочем, Экуй старался играть ещё хуже и, без конца проигрывая своему господину, доставлял ему откровенное удовольствие и становился раз от раза всё более желанным партнёром в игре. Другим любимым развлечением мессира была выпивка, от которой Бодрикур не желал отказываться ни при каких обстоятельствах. Когда же Экуй дал ему понять, что для лучшей циркуляции крови, которая несомненно поспособствует заживлению больных дёсен, небольшое количество вина просто необходимо, он стал партнёром вдвойне желанным. Поэтому, получив повеление придти сегодня, чтобы укоротить волосы господину коменданту, и отлично зная, чем эта стрижка закончится, Экуй полночи провертелся без сна, так и этак представляя возможные повороты беседы, которую намеревался провести…
Накануне, вот уж чудо, к цирюльнику коменданта, то ли прикрывая, то ли просто, держась рукой за новый кошель на поясе, подошел господин де Пуланжи.
– Вы знаете, что в город снова пришла та девушка?
– Какая девушка? – напрягся Экуй.
– Та, что называет себя Лотарингской Девой. Разве вы не слышали? Вся округа о ней судачит.
Экуй, отводя глаза, пожал плечами.
– Мне-то, что за дело?
Он прекрасно понял о чём речь, но не знал, как реагировать. До сих пор, почему-то казалось, что приход девушки, а более всего, её достойная встреча, были только его заботой, и причём тут придворный господина де Бодрикура – непонятно? С другой стороны, этот придворный обратился именно к нему, да ещё с таким видом, словно точно знал, что Экуя новость заинтересует – а это тоже показалось странным.
– Я не прислушиваюсь к пересудам, – добавил цирюльник на всякий случай.
Лицо Пуланжи вытянулось. Он явно выглядел озадаченным, но, потоптавшись немного и ощупав, в очередной раз, кошель на поясе, продолжил так, будто собеседник отреагировал на его слова с живейшим участием.
– Дело в том, что господину коменданту всё же следует её принять… Он решительно настроен против, но.., нам бы с вами его уговорить… Эта девушка.., она довольно странная, хотя рассуждает так, что поневоле задумаешься…
– Вы, что же, говорили с ней?
– Не я.., – Пуланжи почему-то покраснел. – Но конюший господина коменданта, Жан де Нуйонпон, говорит, что пытался над ней подшутить – подошёл и спросил, зачем она обивает ноги, приходя и требуя невозможного? Не проще ли будет прогнать из страны дофина, и всем нам стать англичанами? А она ответила, что сотрёт ноги до колен, но к дофину дойдёт, потому что, коли всем проще его прогнать, то выходит, никто, кроме неё, помочь Франции не сможет. И Нуйонпон.., он, вроде как, пристыдился. Говорит, смотрела она так, что весь смех в глотке застрял. Захотелось поклониться и, чёрт возьми, поклясться ей, как клянутся, принося оммаж!9
Экуй низко опустил голову.
– Почему уговаривать должны мы с вами? – тихо спросил он.
– Ну.., как же.., – замялся Пуланжи. – Даже Карл Лотарингский не погнушался… Кто знает, вдруг она и вправду… Уж если герцог счёл возможным с ней поговорить, то нашему коменданту не следует поступать неосмотрительно. А у вас рекомендации от людей, весьма близких его светлости.., да и к господину де Бодрикуру вы вхожи…
– Как и вы.
– Я – другое дело. Мне прикажут замолчать – я и замолчу. А вы для господина коменданта человек полезный. Вас он выслушает… Давайте так – я доложу, что девица снова пришла, а вы уж поддержите – намекните, дескать, что не так уж она и проста…
– Как скажете, сударь, – буркнул Экуй. – Завтра утром меня позвали стричь господина коменданта, и если на это же время выпадет ваш доклад…
– Да, да, утром я и приду, – торопливо заверил Пуланжи и поспешно отошёл.
– Сегодня я намерен выиграть, – заявил де Бодрикур, когда фигуры были расставлены, и первый ход сделан.
– Как и всегда, ваша милость,.. как и всегда.., – пробормотал в ответ Экуй, бросая на дверь взгляды более заинтересованные, чем на доску…
Разговор с Пуланжи его обеспокоил. С одной стороны, было ясно, что такое страстное желание помочь пришло к помощнику коменданта вместе с кошельком, явно полученным от двора герцога Лотарингского. Может быть, даже от самого Рене. И это не могло не вызвать легкой обиды – похоже, Экую все ещё не доверяют. С другой стороны, бывшему секретарю епископа Бовесского хотелось самому взглянуть на пришедшую девушку. Он уже хорошо успел узнать характер своего нового господина и понимал, если де Бодрикур упрётся, переубедить его простыми уговорами не будет никакой возможности, ни у самого Экуя, ни у Пуланжи. И, значит, придётся пойти на риск и прибегнуть к откровенному, грубому шантажу. Однако, чтобы идти на такое, следовало убедиться – дело того стоит.
Разыскав конюшего Нуйопона, Экуй довольно легко узнал у него, где остановилась странная девушка, о которой шепталась уже вся прислуга замка, и, выяснив, что это недалеко, отправился, было, туда. Но сколько он ни вертелся вокруг дома каретника Ле Руайе, увидеть смог только самого хозяина, обеспокоенно прибежавшего откуда-то с огромной корзиной, полной продуктов, да его жену, вышедшую из дома к двум соседкам с лицом просветлённым и радостным. Разговора женщин Экуй толком не расслышал, а ближе подходить постеснялся. Понял лишь, что говорили они о часовне «Богоматерь под сводами», которая находилась возле замка. Вроде бы Дева пошла туда молиться. Но, добежав до часовни, Экуй увидел довольно приличную толпу и какого-то господина, смиренно просящего всех разойтись, чтобы не мешать. «Она говорит с Господом!», – зашептали между собой люди, но расходиться не спешили. Кто-то хотел, чтобы Дева непременно коснулась его и исцелила бы, как его светлость герцога Лотарингского, кто-то ждал благословения для своего ребёнка, кто-то рассчитывал на благословение для себя, но в глазах у всех не было ни тени сомнения в том, что чудо Господнее им явлено, и пришла, наконец, та, которую ждали, как Спасительницу.